Переписка с о. Александром Менем
Переписка с о. Александром Менем
Переписка с о. Александром Менем
В наш последний московский осенний день 1974 года, когда мы приехали в Москву прощаться с друзьями, отец Александр Мень вошёл в комнату, где мы его ожидали, величественный, веселый, красивый. И так просто, с улыбкой, сказал, что ходил окроплять поросенка в соседнюю деревню. Народному суеверию отец Александр сообщил такое заманчивое и неземное выражение, что и я тогда рассказала про бабушкиного поросенка Борьку, окропленного поросячьего гения, знающего свое имя и ходившего за бабушкой доить корову, щипать траву, молотить лен. Борьку, как других, не окропленных, не съели, а оставили для разведения гениальных русских поросят. Отец Александр посмеялся над моим рассказом, и мы подружились на «поросячьей» теме народного суеверия.
После службы в его небольшой церкви я сказала отцу Александру, что у меня что–то шевельнулось сверхличное, хотя я слишком в стороне, живу вне религии, и мне все думается, что служба в Церкви — это театральная игра для взрослых. «И вы думаете, что я артист?» — весело спросил отец Александр. «Нет, я как раз почувствовала силу вашего духовного взора на себе, — сказала я. — Многие из моих знакомых просто воображают, завышаются над другими своей религиозностью, и часто я встречаюсь с духовным высокомерием, а не с верою». Я могла позволить себе говорить такие слова в присутствии отца Александра, чувствуя, что он не догматически сухой, педантичный священник, а живой человек, полный веселости и доброжелательности.
Он отнесся ко мне так ласково и нежно, будто давно знал и любил меня. Такое наиредчайше открытое отношение, такую живую любознательность к другому человеку у верующих и неверующих я почти никогда не встречала, а уж у знаменитых и подавно. Отец Александр подарил мне любовь и доброту высокого полета, и я ощутила себя свободней, лучше, умнее.
Я увезла эту любовь и в Америку.
Через два года после нашей «поросячьей» встречи, живя в Америке в маленьком университетском городке Блаксбурге, я почувствовала необходимость написать письмо отцу Александру. Отец Александр, несмотря на всю занятость, ответил. Так началась наша переписка.
Первые несколько писем и открыток отца Александра адресованы моему мужу Якову, а последующие мне. Переписка продолжалась до 1982 года, потом прервалась, наши письма и книги, посланные в Россию, стали возвращаться, пропадать, и нам сообщили, что у отца Александра неприятности с властями. После смерти Якова (1984) я переехала в Бостон, и два последних письма от отца Александра я получила незадолго до его смерти. Он написал и передал через моего сына Илюшу, посетившего отца Александра, что собирается писать книгу об истории религий, и попросил меня найти материалы о мормонах. Я собрала их, но они остались не отправленными… Пришло известие из Москвы, что отца Александра убили. И мы не встретились ни в Москве, ни в Бостоне.
Я превратилась из географа в писателя, как мне советовал отец Александр. Окропил меня, как деревенского поросенка. После того как я собрала свои письма к отцу Александру и составила из них свою вторую книгу «Америка, Россия и я» — оправдала «окропление», — я могу публиковать письма отца Александра.
Письма отца Александра хочу опубликовать с комментариями и отрывками из моих писем.
Пусть его любовь и нежность навсегда останется для нас святой и достойной уважения.
*************************************************
[Декабрь 1977]
Дорогая Дина!